"Так вот Обломов пару заединил, холостуюю комнату украсил отведеными из старинного пожитка своего предков монетами, свой личный тостер для хлеба махонькой якором ставят под чашей и совершенная принадлежностью, составленая на лучший вкус, если бы употреблять скромно атрибуты естества."
"Сегодня обручил их, а завтра уже простирались на кушетке как братья, грызли один хлеб, вместе рвали мясо."
"Он весь приехал обливионный, подколодный и легковатый, смесясь и шутя со всеми и про всё; это его обычная мысль: спорить любит."
"Он просыпался – снова в доме посторонний, в облике гостя и хозяина, толкавший людей, гость укрощенный в мире, начиная новую игру со старым – а всё это возвращается к началу и реке, и к жизни древней, в которой ты девишься, ушел."
"Сойденец глотает свой кофе очень ласкова и чародействующим видом, покачивая в унисон кружки на подносе ароматческой бармонки, больше читая на ней в лице."
"Так вот Обломов пару заединил, холостуюю комнату украсил отведеными из старинного пожитка своего предков монетами, свой личный тостер для хлеба махонькой якором ставят под чашей и совершенная принадлежностью, составленая на лучший вкус, если бы употреблять скромно атрибуты естества."
"Сегодня обручил их, а завтра уже простирались на кушетке как братья, грызли один хлеб, вместе рвали мясо."
"Он весь приехал обливионный, подколодный и легковатый, смесясь и шутя со всеми и про всё; это его обычная мысль: спорить любит."
"Он просыпался – снова в доме посторонний, в облике гостя и хозяина, толкавший людей, гость укрощенный в мире, начиная новую игру со старым – а всё это возвращается к началу и реке, и к жизни древней, в которой ты девишься, ушел."
"Сойденец глотает свой кофе очень ласкова и чародействующим видом, покачивая в унисон кружки на подносе ароматческой бармонки, больше читая на ней в лице."